Ситуация в Донбассе обросла множеством фейков. Практически нереально разобрать, что происходит на востоке страны, не находясь внутри событий, пишет thekievtimes.ua.
25-летний дончанин Егор Фирсов организовывал митинги за единую Украину в Донецке еще в начале кризиса. Сейчас, уже в статусе народного депутата Украины от партии УДАР, де-юре находясь во власти, Фирсов не скрывает плачевность сложившейся ситуации для государства Украина. Он не верит в то, что в Донбассе состоятся президентские выборы. И, предположим, даже в случае удачного окончания антитеррористической операции, проблема самоидентификации восточных регионов никуда не исчезнет. Киев проиграл информационную войну.
«Что сейчас из себя представляет Донбасс?» — на этот первый вопрос я получил сокрушительный, но отнюдь не сенсационный ответ:
— Донецк жил в мифе, что он кормит всю Украину. Оказалось, что он кормил Януковича, и с 2005 года получал дотации и субвенции.
Мы в глубочайшем кризисе. Если прекратить дотировать государственные шахты — они все заглохнут. Заводы распилены на металлолом, предприятия разграблены.
Нам нечем зарабатывать. Фермерством занимается ограниченное число людей. Есть нелегальные копанки, где трудятся «крепостные» за 3—4 тысячи гривен, а «паны» получают миллионы.
Как вывести Донбасс из кризиса? Это системный, глобальный проект — снести все и построить нечто новое, основанное на молодежи, новых технологиях, с привлечением американских и европейских инвестиций.
Для Киева сохранение Донбасса — стратегический шаг.
Интервью с Егором Фирсовым я записал в четверг. Ситуация в Донбассе стабильно нестабильная. Слова Фирсова о том, что Киев никак ее не контролирует, подтверждались каждый день. Воскресенье, 11 мая, по определению должно стать решающим — Донбасс с Украиной или вне ее состава? Прежде чем Донбасс сделает свой выбор, я очень хочу, чтобы он услышал Егора Фирсова. Быть может, его слова — последний аргумент в пользу будущего, а не «приднестровья».
«Почему Россия не придушила Таруту?»
— В Донецке ситуация меняется не с каждым днем, а с каждым часом. Некоторые народные депутаты не улавливают того, что происходит в городе. Они говорят: выборы будут, задача — такой-то результат. Но на 99 процентов выборов в Донецке не будет.
Вначале мы пытались сформировать широкое общественное движение, в чем-то схожее на евроМайдан. Собирали рекордное для Донецка количество людей на митингах за единую Украину.
Сейчас в Донецке нет ни партии УДАР, ни «Свободы», ни Партии регионов — все грани стерлись. Есть те, кто за сохранение единой, независимой Украины, и те, кто против.
Проблема в том, что мы выходим на улицы с силой аргументов, а против нас — с аргументом силы. Бьют, преследуют.
В Донецке все очень серьезно. Нет такого, якобы 10 процентов — сепаратисты с автоматами, а 80 — проукраински настроенные жители. Думаю, сейчас мнение делится 50 на 50, и из половины пророссийских активистов процентов 10 — с оружием.
— Что случилось с Донецком?
— Проблема в слабом позиционировании. Сказать, что жители Донецка — украинцы, все-таки сложно. Людей очень легко переубедить: сосед, брат пошли на пророссийский митинг — ну и я пойду. Спросите у них: вы россияне? — да нет, вроде не россияне. Хорошо, тогда вы, может, нация дончан и хотите быть отдельным государством? Тоже нет.
А нет четкой позиции — значит нет ответственности.
— В каком государстве видит себя Донецк и Ринат Ахметов?
— Вне состава Украины. Это в некоторой степени подтверждается тем, что Ахметову наплевать на последние назначения, когда на руководящие должности в регионах приходили люди Игоря Коломойского.
— Ринат Ахметов заигрался?
— Дело ведь не в одном Ахметове. Донбасс остался Советским Союзом. Проукраинские силы проиграли информационную войну. В Донецке нет ни одного независимого печатного СМИ — все, так или иначе, при Партии регионов. И очень легко создать миф, когда все СМИ находятся в одних руках. Легко сказать, что Виталий Кличко — представитель «Правого сектора», Петр Порошенко — фашист, шпион Америки. Люди не черпают информацию из альтернативных источников. Представляете, вы включаете телевизор, а там говорят только о том, что Владимир Путин — демократ, хороший государственный деятель; в газете написано то же самое; на работе, у соседа…
— Сергея Таруту надо менять?
— Да поздно уже менять! В Донецке что-то похожее на военную анархию. Некоторые жители испытывают иллюзию, что Киев предпримет один, второй, третий шаги — и ситуация наладится. Нет. Точка невозврата пройдена. У каждого десятого на руках оружие — представьте, что будет через месяц—два.
Ни Ахметов, ни Тарута, ни Турчинов — никто не контролирует ситуацию. Помните, был эпизод на евроМайдане, когда Кличко, Яценюк, Тягнибок, Ярош потеряли контроль над ситуацией? В Донецке сейчас то же самое.
Я думал, что Тарута очень слаб как губернатор, не понимает ситуацию. Я называл его «космонавтом». Но потом подумал, что, вероятно, он всего лишь играет в человека, который не понимает суть процесса. У меня есть несколько аргументов. Когда в первые дни губернаторства Таруты я зашел в его офис, там было два огромных флага — Украины и России. Затем вспомнил, что большая часть компании Таруты (Индустриальный союз Донбасса. — Р.Б.) принадлежит российским инвесторам. Если бы Россия захотела придушить Таруту — она бы это сделала щелчком пальца. Хотя против него (в отличие от Коломойского) не было применено ни единой санкции.
— Игорь Коломойский хочет провести референдум по присоединению части Донбасса к Днепропетровщине. Вы — за?
— Если действительно хотим провести референдум — это хорошо. Но если Коломойский просто хочет пропиариться, сделав несколько громких заявлений — это плохо. По состоянию на сегодня (разговор состоялся в четверг, 8 мая. —Р.Б.) я не вижу каких-то движений, которые бы мне позволили сказать, что референдум 11 числа успешно состоится. Нужно готовить списки избирателей, бюллетени, комиссии…
— Как вы расцениваете заявление Владимира Путина?
— Технологическая игра, чтобы показать миру, будто он не кукловодит в Донецке.
— У вас есть факты, что событиями управляют россияне?
— Вы верите в то, что есть Антарктида? Верите, хотя не были там.
Естественно, я не видел каких-то документов. Но! Ты снимаешь мнения людей, к тому же прекрасно отличаешь русский акцент от украинского. На блокпостах есть две категории людей. Первая — это военные, с конкретным целенаправленным взглядом, они правильно держат оружие, задают четкие вопросы. Вторая — пьяные, убитые наркотиками 20-летние ребята, которые смотрят сквозь тебя.
— Велика ли разница между событиями в Донецке и Луганске?
— В Донецке есть Ахметов и его четкая линия, а в Луганске — Ландик или Ефремов. Может быть, из-за этого ситуации могут отличаться.
— У Украины есть шансы сохранить Восток?
— Независимо от того, когда это будет — через год, 5, 20 — Донецк ментально будет в составе Украины. Но это дело будущего.
Егор Фирсов принял присягу в сессионном зале парламента 24 апреля 2014 года. Первого декабря ему исполнится всего лишь 26 лет — он самый молодой народный депутат Украины.
Страна не верит политикам. Фирсов это понимает. В отличие от многих коллег-депутатов он готов пожертвовать депутатским мандатом, чтобы остановить политический кризис.
«У нового президента будет 3—5 месяцев»
— Партия УДАР — партия Виталия Кличко или Петра Порошенко?
— Если раньше, по состоянию на 2012 год, можно было говорить, что бренд Виталий Кличко с недостаточно сильной командой, то сейчас Виталий Кличко — это лидер огромной команды в Верховной Раде и на местах.
— Почему вы выбрали Кличко?
— Мой выбор, скорее всего, был сделан сердцем. Я пришел, когда партия имела рейтинг 2—3 процента. Это 2011 год, до этого я был обычным партийцем «Нашей Украины».
— Какими льготами вы пользуетесь?
— Можно пользоваться бесплатным проездом, но расходы не возмещают, потому что Верховная Рада не может принять бюджет. Есть льгота бесплатного проживания, но сначала ты должен вносить свои деньги, потом, может быть, их отдадут. В отеле «Киев» или «Украина» номер стоит 580 гривен в сутки. Десять дней проживания — 5800 гривен. Легче за эти деньги найти квартиру в Киеве и не морочить голову.
Неприкосновенность в Донецке не действует (улыбается). Я ощутил прелести депутатской жизни. Но прелести — в кавычках (улыбается).
— Сколько у вас помощников?
— Сейчас оформлено будет два. Без корочек — порядка 20. У меня в Донецке большая команда.
— Какой сферой вы бы хотели заниматься в парламенте?
— Я пришел в Верховную Раду, когда она давно встала на рельсы. Есть две квоты на выбор — аграрный или налоговый комитеты. Но сейчас мое представление о работе народного депутата изменилось конкретно. Я не занимаюсь тем, чем планировал заниматься. При Донецком национальном университете планировал создать Центр законодательных инициатив. В Европе очень часто законы пишут студенты, а кому-то понятно, как сейчас пишутся законы в Украине? Какой-то народный депутат написал законопроект, затем он выносится на обсуждение в Верховной Раде, дальше принимается или не принимается. Это совершенно не публично, непонятно, и если у людей есть предложения, то они не знают, куда обратиться.
Сейчас меня боятся пустить в Донецкий университет — ребята боятся связываться, скажем так, с киевской властью. Это опасно не для карьеры или для авторитета — опасно для жизни. Мы столкнулись с активным давлением на людей, которые приходили на акции за единую Украину, вплоть до взятия в заложники.
События в Донбассе меняют систему координат. Если раньше народный депутат в первую очередь должен был разрабатывать законы, то сейчас я и моя команда делаем все, чтобы сохранить Донецкую область в составе Украины.
— На скольких голосованиях вы присутствовали?
— На двух — на последнем закрытом и когда принимал присягу. В Верховной Раде очень шумно, динамично.
— Что такое партийная дисциплина?
— Когда ты приходишь в сессионный зал с готовым решением.
— УДАР — это власть?
— Однозначно, но власть не правительственная. Я — народный депутат, а это один из элементов власти. Завтра Кличко будет мэром Киева — это муниципальная власть. Но кроме Валентина Наливайченко (глава СБУ. — Р.Б.) в правительстве и исполнительной власти ударовцев, по сути, нет.
— Насколько глубок парламентский кризис?
— Мы, наверное, и не выходили из него с 1991 года. Главная причина — отсутствие социальных лифтов и смены политических элит. Все одно и то же.
Я благодарен Виталию Кличко, что я, абсолютно без каких-либо привилегий, как руководитель областной ячейки партии вошел в избирательный список в Верховную Раду. Внутри партии у нас были определенные правила подсчета рейтинга областных организаций. Мой партийный номер в списке — 37-й.
— Вы поддерживаете досрочные выборы в Верховную Раду?
— Конечно.
— Несмотря на риск потерять статус народного депутата?
— Да. Мы должны перезагрузить парламент.
— Это возможно?
— У людей есть выбор — за Партию регионов с «привидениями», коммунистов, либо за УДАР, новые лица. От УДАРа не только я впервые оказался в парламенте — еще Валентин Наливайченко, Оксана Продан, Мария Матиос.
— В 2014 году парламентские выборы состоятся?
— Зависит от общей политической конъюнктуры. Если будет очень сложная ситуация, парламент должен остаться работать, ведь не будет времени на раскачку — три месяца выборов, после лишь месяц на создание нового коалиционного правительства.
— Сколько времени осталось у проекта «Украина»?
— После евроМайдана, жестких процессов в восточных регионах появляется окно возможностей делать реальные, качественные реформы. Терять нечего, хуже, наверное, уже не будет. Все будет зависеть от нового президента и от того, как он выстроит отношения с правительством и парламентом. Если после 25 мая в ближайшие 3—5 месяцев президент начнет проводить реформы, я думаю, что Украина сможет состояться.
— Но ведь у президента минимальные полномочия?
— Это Виктор Ющенко себя позиционировал как президент без полномочий. По Конституции президент — глава государства.
— Выход из кризиса — федерализация?
— А что такое федерализация?..
— Не понимаю.
— И я не понимаю. Проучился 5 лет на юридическом факультете, и не понимаю, зачем Украине федерализация. Больше прав — это реформа местного самоуправления (ликвидация областных государственных администраций, больше полномочий местным советам), налоговая реформа. Зачем Донецку другая конституция? Что это даст? Хотите говорить на русском — я 25 лет говорю на русском. Не хотите памятник Шухевичу и улицу Бандеры? Так их и нет в городе — в Донецке стоит памятник Кобзону, Бубке.
Опять же, федерализация — это форма. Можно делать унитарное, федеративное, конфедеративное устройство государства, но люди не понимают сути процесса — зачем им это?
Реформы реально провести тогда, когда будет политическая воля. Ее пока что нет.
— Неужели даже последние события не повлияли на политиков, и политической воли как не было, так и нет?
— К сожалению, не у всех.
— Часть из них преследует собственные интересы?
— Сейчас страной управляют те люди, которые больше думают о своих интересах, нежели о государственных. Это страшно. Я ожидал, что после гибели Небесной сотни будет больше реформ, смелых решений.
Что мешает реформировать милицию, ГАИ? Мы ничего не потеряем, даже если они сейчас разбегутся. Милиции и так нет. Любую сферу можно рушить и выстраивать что-то новое.
Для любых реформ необходима поддержка и контроль граждан. Разница между гражданами и населением — космическая…Каждое будущее начинается еще вчера.