На каком этапе выборов происходит наибольшее колличество фальсификаций, что ведет к массовым нарушениям избирательного права, кто их финансирует и чего ожидать от выборов президента, в интервью News24UA рассказал заместитель председателя Центральной избирательной комиссии Андрей Магера.

В первой части интервью чиновник объяснил, почему прошедшие выборы в Верховную Раду многие назвали самыми грязными выборами  новейшей истории страны.

— На этих выборах Центризбиркому «помогали» считать голоса не только милиция и бандиты, но и суды. И деятельность последних уж никак не отличалась стерильностью. Что делать, чтобы в будущем воля избирателей не страдала от такой «помощи»?

— Суды должны прекратить играть в политику. И здесь я хотел бы задать риторический вопрос: много ли на этих выборах суды приняли решений в пользу кандидатов от оппозиции? Наверное, очень-очень мало. Там, где имеет место очевидное нарушение судьями закона, свое слово должен сказать Высший совет юстиции.

Но дело не только и не столько в судах, сколько в окружкомах. Окружные избирательные комиссии, кивая на суды, признавали недействительным голосование на участках, причем в массовом порядке. Безусловно, такое право — признать выборы недействительными на избирательном участке — у окружкома есть. Но ОИК имеет право, а не обязана, это сделать. И если окружком берет на себя смелость признать недействительными выборы на большом количестве участков, тогда у меня возникает вопрос к руководству окружкома: какое право имела ОИК игнорировать волю десятков тысяч людей!?

— А руководство таких ОИК парирует, что просто выполняло решение суда.

— В том то и дело, что суд только устанавливает определенный факт, но это не значит, что ОИК обязана принимать решение не учитывать голоса избирателей на десятках участков. Суд только обязывает комиссию рассмотреть вопрос о возможности признать голосование недействительным на участках. Так что выбор у окружкомов был.

Я думаю, что рано или поздно у этих членов ОИК возникнут проблемы с законом, с Уголовным Кодексом, потому что так поступать нельзя. Но практика и опыт 2004 года показывает, что фальсификаторов так и не покарали. В лучшем случае, к условным срокам наказания были приговорены несколько пешек из участковых комиссий.

Если бы тогда до логического завершения были доведены некоторые дела, то, я убежден, что сегодня мы бы не имели таких нарушений. Человек бы трижды подумал, стоят ли предложенные ему деньги свободы.

Но вопрос здесь в другом: кто ответит за фальсификации? Не открою большой тайны, если скажу, что 99% нарушений и фальсификаций на выборах происходят именно на уровне участковых комиссий.

— Почему?

— По одной простой причине: именно на избирательных участках находятся бюллетени. Именно там их подсчитывают, именно там составляется протокол о подсчете голосов избирателей на участке, и именно члены УИК везут бюллетени и другую документацию в окружкомы.

Сфальсифицировать же что-то на уровне окружкома очень и очень сложно. Хотя бы по той простой причине, что бюллетени туда приходят в запечатанном виде и члены ОИК не видят, что в упаковках. А просто так, без оснований, принять решение о повторном подсчете ОИК не имеет права. Хотя на этих выборах ОИК часто именно так и поступали. Говорить о большей ответственности ОИК я бы не стал. Но главная ответственность лежит не на комиссиях, а на организаторах фальсификациях.

— На ком же именно?

— Это представители партийных штабов, кандидатов-мажоритарщиков. Они организовывали и оплачивали фальсификации.

Если нельзя опираться на избирательную документацию, потому что она повреждена, то почему бы Центризбиркому просто не посмотреть видео с участковых комиссий и на его основании установить результаты выборов? Ведь запись подсчета голосов хранится у вас и ее никто не испортил!

Практически — это осуществимо, но в законе о выборах народных депутатов вы не найдете какого-либо упоминания о видеонаблюдении. Поэтому нам нельзя использовать видеозаписи подсчета голосов как доказательство истинности результатов голосования на том или ином участке.

Другое дело, что суды и правоохранители могут использовать эти видеоматериалы как доказательство в уголовных делах по фальсификации выборов. Более того, это предусмотрено законом. Кстати, органы прокуратуры к нам уже обращались за видеозаписями с участков.

— На прошедших выборах мы все видели, как члены участковых комиссий сутками сидели на мешках с избирательной документацией в фойе зданий окружкомов, как людей безосновательно по нескольку раз отправляли пересчитывать бюллетени, как им угрожали. В связи с этим, не возникнет ли у нас проблема с кадрами на уровне участковых комиссий на ближайших общегосударственных выборах?

— Я этого не исключаю. Но хочу отметить, что подавляющее большинство членов окружных и участковых комиссий — высоко порядочные, профессиональные люди. Он пришли работать на выборах без какого либо желания что-то сфальсифицировать. Но меньшинство фальсификаторов стали ложкой дегтя в бочке меда. Поэтому люди могут и не согласиться в следующий раз работать в комиссиях.

— Следующий раз — это президентские выборы 2015 года. Какими они будут?

— Не думаю, что они пройдут спокойнее, чем эти выборы, поскольку «цена вопроса» на них намного выше. Исполнительную власть у нас практически единолично формирует президент. Парламент же, по действующей Конституции, практически отстранен от формирования правительства, поэтому президентские выборы пройдут намного тяжелее, чем парламентские.

— А позволяет ли закон о выборах президента осуществить какие-либо манипуляции для получения «нужного» результата?

— В этом законе заложен несколько другой принцип формирования избирательных комиссий. Они состоят из представителей кандидатов на пост президента — по одному человеку от каждого кандидата, а состав комиссии определяется путем жеребьевки.

Но, мне кажется, нужно немного изменить этот закон, чтобы при повторном голосовании (втором туре) избирательные комиссии формировались заново по принципу: половина состава комиссии от одного кандидата, а половина — от другого. Это было бы справедливо и сняло бы нарекания о фальсификациях со стороны проигравшего.

— Не так давно парламент принял закон о референдуме. Оппозиция тут же раскритиковала его, заявив, что готовится почва для избрания действующего президента парламентом. Как Вы оцениваете этот закон?

— Действительно, долгое время у нас действует закон о всеукраинском и местных референдумах, принятый еще в июле 1991 года. Но применить его очень трудно: в нем много пробелов и неконституционных норм.

Закон о всеукраинских референдумах, который принят недавно, очень сырой. Там много норм, которые, как и в советском законе, вызывают у меня сомнения с точки зрения их конституционности. Также много норм сложно применить на практике.

Например, ЦИК должен в течение 5 дней принять решение о регистрации инициативной группы по проведению референдума. Что можно успеть за 5 дней — не представляю.

Если же говорить не о процедуре проведения референдума, а о его предмете, то нужно посмотреть на конституционность вынесения на референдум того или иного вопроса.

— Этот закон предполагает возможность совмещения выборов и референдума. Может ли такое совмещение быть использовано для манипуляции избирателями?

— Венецианская комиссия не единожды заявляла, что выборы и референдум должны проходить в разное время. Я думаю, нам стоит обратить внимание на мнение экспертов ВК.

— А можно ли совмещать несколько вопросов в ходе одного референдума?

— Смотря какие вопросы. Если это альтернативные проекты законов, то — да. А если вопросы на разную тему, то нужно смотреть в каждом отдельном случае.

Вообще, референдум — это очень тонкий инструмент и его нельзя использовать, когда хочешь. Преимущество парламентского способа принятия законов состоит в том, что существует стадия первого, второго и третьего чтений, в ходе которых можно внести правки. А документ, который идет на всеукраинский референдум, может быть внутренне не согласованным, противоречивым, но избиратели изменить ничего не смогут. Им остается принять одно категорическое решение: либо принять, либо отвергнуть. Это серьезный недостаток референдумного принятия законов, и поэтому его стоит по возможности избегать.

Кто-то из великих сказал: чем больше народ получает прав, тем больше он зависим. Это изречение очень подходит, если говорить о праве на референдум.

— В этом году Центральной избирательной комиссии исполняется 15 лет. Как изменилась ЦИК за полтора десятилетия?

— За 15 лет произошло много изменений. У нас уже четвертый глава ЦИК, много раз менялся и состав комиссии. Сегодня в ЦИК нет никого из первого состава комиссии. Но работают люди, которые имеют огромный опыт и которые по два-три раза назначались на должности членов ЦИК.

Не стану судить, какой из составов комиссии был самым профессиональным. Все члены ЦИК, начиная с 1997 года, внесли свой вклад в деятельность комиссии. У кого-то этот вклад с позитивным оттенком, у кого-то — с негативным. Но судить не мне, это задача экспертов.

— В 2007 году законодатель изменил принцип формирования состава ЦИК с профессионального на партийный, при котором парламентские партии по квотному принципу делегировали своих представителей в комиссию. Оправдало ли себя такое новшество?

— Я считаю, что тот способ формирования ЦИК, который действует сейчас, — самый оптимальный. Это не просто политический способ, он также и профессиональный. По закону о ЦИК, практически все члены комиссии должны иметь высшее юридическое образование. И эта норма не зря прописана, ведь мы рассматриваем много вопросов, которые без знаний в области юриспруденции не решишь.

Члены ЦИК назначаются Верховной Радой по представлению президента и с учетом позиций парламентских фракций. То, что сейчас в составе ЦИК работают члены комиссии, рекомендованные фракциями, которых нет в действующем парламенте, не означает, что их нужно уволить. У каждого члена ЦИК есть семилетний срок полномочий, и они могут работать до его истечения.

Кое-кто считает, что лучше будет, если мы отойдем от политического принципа формирования ЦИК, но тогда возникнет большой риск оказаться в ситуации, когда все 15 членов комиссии будут представлять одну политическую силу.

— Вы и Ваши коллеги всегда говорите, что в вашем коллективе нет разделения по политическому принципу, несмотря на то, что вас делегировали в комиссию политические силы-конкуренты. Но как тогда объяснить, что с отдельным мнением по поводу итогов последних парламентских выборов выступили только члены ЦИК, делегированные в свое время нынешней парламентской оппозицией?

— Члены ЦИК в своей деятельности придерживаются внепартийной позиции. Никто из нас публично никогда не поддерживал ту или иную партию или политика. Но вместе с тем у каждого члена ЦИК есть свои политические симпатии, и это абсолютно нормально. И эти симпатии член ЦИК реализовывает, когда опускает избирательный бюллетень в урну для голосования. Намного хуже было бы, если бы члены ЦИК были политически равнодушны.

Что касается отдельных мнений, которые писал я и мои коллеги, то могу гарантировать, что ни одно из них не содержит никакой политической окраски, либо каких-то намеков. Только констатация, которая основывается на нормах закона о выборах народных депутатов, Конституции, протоколах окружкомов.

В этой связи меня удивляют высказывания некоторых спикеров от политических сил, что когда член ЦИК пишет отдельное мнение к протоколу — он ангажирован. Такие заявления только дискредитируют ту политическую силу, от имени которой высказываются такие мнения. Такие заявления оказывают медвежью услугу руководству той или иной партии.